Я старалась не оставаться в долгу со смешными историями — иногда мы, что называется, ржали так, что у Олега смех переходил в кашель, потому что курить и смеяться одновременно не очень просто. Предвыборный щит Плотницкого довел меня до колик: «герои Новороссии», изображенные на нем, сильно смахивали на персонажей «Нашей Раши», а рекламный щит с потенциальным избирателем — пожилой толстой теткой с выжженными «химией» волосами убеждал, что я точно не в числе электората, потому как не похожа.
По пути на блокпостах сепаров встречались не менее колоритные типы, иногда смешные, анекдотичные, а иногда интересные не только с этой точки зрения. Пост в Перевальске носил название «Попрошайки» — в каждый автобус заходил молоденький мальчик-ополченец , часто он единственный был чисто выбрит и выглядел более опрятно, чем остальные. Мальчик тоном «сами мы не местные, не для себя просим» начинал просить «сколько не жалко» то на якобы раненого ополченца, то на выкуп его из плена (лови готовую идею для бизнеса, «Шаман»!), то на дом престарелых… Причем запомнить, на что и у кого просил раньше, он не мог, поток был большой, потому его и легко было поймать на вранье: с утра просил на выкуп, а к вечеру на бедных поросят.
Документы в сепарском Зоринске у нас просматривала девица в камуфляже с автоматом наперевес. Она с выражением превосходства брала в руки с грязными по контуру ногтями, накрашенными красным лаком, иногда отпускала какие-то замечания. На вид ей было несколько за 30, губы накрашены красной помадой, на голове — нечто типа тюрбана расцветки милитари. Я потом догадалась, что так она прячет волосы. Когда я описывала ее Олегу, он слушал очень внимательно, а потом, что-то сопоставив, сказал: «Слушай, по-моему, это та самая снайперша, за которой и я охочусь…».
Я пошутила: «Так что вы друг за другом бегаете, давай я вас телефончиками «обменяю», быстрей пойдет». Он улыбнулся, а через несколько недель снайперши на посту не стало. Совсем.
Сепары и россияне, которые вознамерились «освободить» Донбасс, довольно быстро «просекли фишку», от чего именно его можно «освободить» и куда потом с этим добром бежать. Способы «освобождения» варьировались от банального «отжима» материальных ценностей до более изящных, одним из которых стала идея взимать с пытающихся что-то продать частных предпринимателей нечто типа налогов в форме «разрешения на торговлю».
…Жил в очень-очень нефешенебельном районе нашего городка мальчик Леша Елисеев. Жизнь у него была скучная и прозаичная, совсем как имя с фамилией, — «тройки» в школе да пиво с водкой по выходным. И будущее «манило» Лешу либо обычной биографией шахтера, либо более романтичной — мелкого уголовника. Но война вдруг открыла в неприметной личности нечто, гордо назвавшееся «Моджахедом» и бросившееся изымать/отнимать имущество у тех, кто свое время раньше тратил не на томные вечера с пивом и водкой, а на более приличные занятия. Управы на «Моджахеда» не было совершенно никакой: Плотницкий сотоварищи ездил париться в «отжатую» Лешей баньку, потому жалобам на лихого «команданте» не внимал.
Леша занялся и предпринимательским вопросом — решил выдавать разрешения на торговлю, за которыми нужно было идти в городскую комендатуру (если точнее, в облюбованное боевиками здание бывшего банка) и отдавать 1.000 грн за отпечатанную на обычном принтере бумаженцию с подписью очередного «атамана Грицько».
Естественно, я не горела желанием отдавать этим личностям даже 50 копеек, не говоря уже о более значительных суммах. Но у них были автоматы — аргумент весомый… Каждый день у «комендатуры» толклась очередь из не сильно ЛИБО: не особо желающих отдать кровную тысячу — прием шел довольно вяло, и можно было схитрить: если правильно занимать очередь, то вроде как и уступаешь силе, и денег не даешь. Я приходила часикам к десяти утра, очередь уже была достаточно большой, и начинала интересоваться, как и что, к кому проходить и тому подобное, — у всех встречных, чтоб в случае чего «отмазаться» тем, что я приходила, но, увы, рабочий день закончился. Как-то я подошла к группе парней, одетых в камуфляж разной расцветки и вооруженных автоматами, типа охранявших «комендатуру». Разговаривали они при этом с нехарактерным для наших краев русским акцентом. У одного из них на ремне автомата надпись «С нами Бог!», сделанная при помощи маркера. Я тогда подумала, что Бог, может, и не в курсе, с кем по недосмотру водится.
Спрашиваю у них, как и что там с регистрацией, и эти представители местной типа самообороны (ага!) отвечают, что они всего день здесь и проездом, собираются дальше, потому ничего не знают.
В общем, финал истории с регистрацией был лично для меня вполне предсказуемым: одним прекрасным утром принесшие дань ЧП-шники просто не обнаружили кабинета в комендатуре, а комендатура — регистраторов, которые удрали с деньгами.
Сэкономленной таким образом тысяче я нашла куда более достойное применение.
— Посмотри, — и Олег бросает мне ссылку, там — фотография ботинок, модель «Бульдог», вместо шнуровки «пимпочка» — покрутишь и шнурки затягиваются сами. — Круто, правда? Ботинки для лентяев, — улыбается. — Как у альпинистов, шнуровать не надо.
Я смотрю на цену на сайте — пара стоит около пяти тысяч.
— Ты хочешь такие? Давай объявим сбор средств, а?
— Нет-нет, не надо! Нам киевские волонтеры купят такие! Не надо ничего собирать!
А через пару дней мне звонит Лена насчет ботинок — этих самых, ага. Нужны деньги. У кого можно, она уже заняла, и чтобы продержаться до зарплаты, ей придется забивать кроликов. Вика (наша общая подруга по хобби) дала две тысячи, нужно ещё.
— Конечно, я в доле! И тетя Люда тоже. Видишь ли, он мне сказал, что им это какие-то киевские волонтеры покупают, но я не догадывалась, что это в итоге — мы.
Вечером Олега пришлось немного отчитать: мол, если что нужно, скажи, не надо стесняться, ты же не для своего удовольствия туда пошел, мы все рады тебе помочь как-то!
Он несколько смутился — хоть помощь и была нужна, но у меня создалось впечатление, что он всё равно считает себя нашим должником…
Обычно наши диалоги начинались с «допроса» — а ел ли Олег сегодня? Потому что я заметила, что еда у них как-то не «в моде». «Да-а, — отвечает, — сегодня точно ел! Пыцю (пиццу, Олег любил такие «детские» словечки — прим. автора), котлетки — все домашненькое, Лютая жена (жена Лютого) привезла. Мы все забрали, поехали на Дачу (один из пунктов — прим. автора) — разложили там стол, даже бутылку вина нашли. Только сели — сепары начали обстрел. Вот ё!.. Ну, не убирать же! Махнули рукой, сели — едим. После обстрела пошла их пехота. И знаешь, сцена точь-в-точь как в фильме «Д’Артаньян и три мушкетера» — осада Ла-Рошели, помнишь? Мы такие сидим, кушаем, и тут — «Сепары за 700 метров!». Ну, пошли постреляли, потом опять… Ну точь-в-точь кино!».
Или присылает радостную СМСку «А я гномика поймал!» — о каком-то мелкорослом россиянине, который будучи по уши в кредитах, отправился подзаработать на’мником. Рассказывает потом по Скайпу: «Он мне ростом чуть выше ремня, представляешь? Я его вот так вот (показывает жест, как сгребает под мышку что-то) взял и понес, пацаны ржали!». Отвечаю, что я вообще-то тоже ненамного переросла его ремень, и уж тут вот вообще не смешно. И оба смеемся. Пока ждали отправки «гномика» в ближайшее отделение СБУ, его спрашивают, мол, сколько ж платят за твою «работу»?
— Шесть тысяч обещали! Ваших, гривен. Заплатили триста… А вам вот сколько платят?
— Нам, знаешь, за полтора месяца еще ни разу не платили…
— Хм… Так чего вы тут тогда воюете?
— Да чтоб такие, как ты, тут не лазили!
Деньги им таки выплатили, Олег сообщил, что получил «юахи» — ему СМСка пришла. Немного раньше получаю от него смс: «А меня к награде представили! Я списки отвозил, видел». Спрашиваю: «Ты что натворил, героический герой? Но ПОЗДРАВЛЯЮ». «Спасибо, — пишет в ответ. — Расскажу потом. Лучше б зарплату выплатили». Я отвечаю, мол, это было условное поощрение.
Немного «поэсэмэсили» друг другу о категориях поощрений, а вечером вышли в Скайп.
Он был в Норе, в кабинете — сидя на столе, уперев локти на подоконник, подперев кистями рук голову. Освещение, качество изображения, его отросшая челка, расцветка камуфляжа — все такое, что у меня возникают ассоциации с фильмами про американских военных во время Второй мировой. Он оттягивает пальцем резинку подтяжек, которые я ему подарила, хлопает ею себя по плечу, улыбается… Потом устало укладывает голову на сложенные перед планшетом руки.
— Устал? Спать хочешь? Может, пойдешь поспишь?
— Да нет… И спать пока нельзя. — Хрипит «радейка», он отвечает туда: «Шаман» принял», снова поворачивается ко мне: — Это я осемьдесятпятиграммился…
— Что за повод? Замерз?
— Нет… Вот друзья у меня, да… — И смотрит в потолок. — Уехали позавчера в Одессу на сори… Что-то по ипошным (один из видов кинологического спорта, IPO) делам. Должны были ехать через Кривой Рог… Не звонят мне уже три дня. Вроде они у Оли должны были остановиться, у меня ее телефона нет.
— Хочешь, я позвоню? У меня есть ее номер. Может, случилось что?
— Да нет, не надо. Не случилось. Я вчера зарплату получил, вот перевел половину. Мне прислали СМСку: «Как ты?» — Олег грустно улыбнулся. У него было такое выражение лица, что казалось, вот-вот заплачет.
— Ты это… Послушай, ну, они в дороге, там хлопоты и такое всякое… Время летит незаметно. Не думай, что они тебя не любят или что-то там такое. Они просто не понимают, ГДЕ ты. Не накручивай себя. И они ведь приезжали к тебе недавно?
— Ну да… целых полтора часа пообщались, — иронично заметил Олег. — Наверное, да, они ту разбитую заправку видели, что под Славянском, — офигели. А если б ВСЕ показать… что тут…
Он немного повеселел, мы еще долго говорили. Потом во втором часу ночи стали синхронно засыпать и отсылать друг друга спать — каждому хотелось отключиться последним. И так каждый раз. И каждый раз перед отключением мы вспоминали вдруг то, что надо рассказать «на сон грядущий» для настроения.
— Знаешь, что самое страшное на войне? — Спросил он как-то у меня, улыбаясь и глядя в потолок.
— Ну-ка, давай твою версию!
— Вот обстрел, да?.. Когда лежишь под какой-то стенкой, над тобой куски камней, штукатурка сыпется, а ты лежишь и думаешь: «Выдержит/не выдержит?». Но даже не это. В туалет страшновато сходить… — выдает, немножко смущаясь.
— А-а-а, да-а-а! Я тоже боялась, прикинь? Когда обстрел, ну, думаю, умрешь-то — фиг с ним, но что найдут потом в неприличном виде и так запомнят… Как-то не хочется этого!
Смеемся вместе, представив картину.
— Ага, поэтому по сигналу тревоги разведка всегда идет в туалет.
Общаемся как-то, и Олег задумчиво так рассказывает:
— О, а я сегодня в супермаркете был! Прикинь, вот такой, с карамультуком, с автоматом, грязный… Хожу — и самому странно. Хотя вот придумал сегодня способ, как быстро проходить к банкомату без очереди: подходишь и — благо, меня голосом Бог не обидел — говоришь «Слава Украине!». И пол-очереди тупо «сливается», остальные пропускают.
Как-то я спросила Олега, а в каком он вообще звании? «Солдат, — отвечает. — Я замкомандира — учу людей новых, что и как. Некоторым индейским хитростям учу». Не вижу его в Скайпе, но хитрую улыбку прямо прямо вот чувствую. Он и сам точно не знал, хочется ему иметь звание или нет. Иногда все же он явно был не против, но званиями не баловали.
— Да ты забей, — говорю. — Не светит тебе с твоей фамилией.
— А что у меня не так с фамилией? — Не понял он.
— Ну, знаешь, как видят тебя в списке, так в МО и думают: «Этих Литвиных в дверь, а они в окно!». (Как раз разборка с кланом Литвина шла, к которым наш, то есть Олег, не имел ни малейшего отношения). Да и без звания ты свободный человек, отвечаешь сам за себя — и точка.
Прерываю наше веселье давно интересующим вопросом:
— Послушай, а какое обращение принято сейчас в армии? Ну, помимо позывных, вы же как-то обращаетесь друг к другу? Как? «Пан» или «товарищ»?
— Не знаю… Я всех называю «сэр», еще никто не обижался… А, вот — смотри! — Олег включает камеру, и я вижу, как он крутит «пимпочку» новых ботинок. — Р-раз! — и зашнуровал! А вот так расшнуровал! — Улыбается, как ребенок новой игрушке.
— Ну, тогда и ты смотри. — Я беру себя за ногу и показываю в камеру ноута носочки с вышиванкой. — Видал? Почти как пароль-отзыв!
