Олег несколько раз приезжал в город Ха (куда с началом боевых действий в моем городке летом переехала и я), ремонтировать разбитые машины, и мы встречались. Я была в шоке от того, как он выглядел, потому что редко используемая нами видеосвязь в Скайпе не передавала всей картины: изможденный, худой, несколько раз контуженный, с руками в синяках и вспухшими венами от неудачных капельниц после контузий, но не сломленный, готовый к бою.
Один раз я даже почти подралась за него. Сама я этому большого значения не придала, для меня это был естественный поступок, а вот «Шаман» об этом много думал потом.
Олег был похож на котенка-подростка, которые уже не милые и пушистые, а худенькие, взъерошенные и слегка потрепанные. Таким я его и встретила на лавочке под моим домом. Дело было в сентябре — мы плотно общались в Скайпе недели две, одну из этих недель я провела в Городке, на работе…
Описать обстановку в глубоком тылу сепаров можно примерно так.
День первый. Приехала, устала с дороги, побежала на работу, потом — домой, закрыла дверь. Вроде это твой дом, да… Но стоит выйти на улицу и попадаешь в зомби-апокалипсис.
День второй. Ты среди зомби… фильтруешь все, что говоришь, и удивляешься: неужели люди хотели жить в этом бреду?
День третий. Хочешь перестрелять зомби с бедра, всех подчистую. Зибен нах, простите мой французский…
В общем, возвратиться оттуда — как вынырнуть на поверхность… Там даже воздух другой, липкий какой-то. А когда подъезжаешь к первому блок-посту Дебальцево и видишь «жовто-блакитний» флаг… Сама б не поверила, что при этом чувствуешь…
На второй день пребывания в зомби-ленде звоню подруге, которая все «горячее» время просидела в подвале вместе со своими 11 собаками — из-за них выехать она никуда не смогла, а бросить их было низко, на такое она не способна. Подруга — человек абсолютно трезвомыслящий и отлично понимающий, что к чему и кто виноват в этом.
Я приготовила в духовке картошку с колбасой, купила двушку пива — нервы настойчиво просили дозу витаминов группы В. Сидим — разговариваем, делимся, офигеваем от реальности… Смотрим в YоuTube прикольные ролики про собак, как бывало раньше. Я не замечаю, как идет время, пока не приходит СМСка: «Ты где? Я волновайся!». Включаю Скайп и мы сидим уже втроем — правда, Олег далеко от нас, но Скайп сближает. «Прости, — говорю, — у нас тут капельница». И показываю ему перевернутую бутылку от пива. Мы наперебой рассказываем Олегу местные новости, и он то смеется с нами, то офигевает от маразма происходящего, а потом говорит: «Девчонки, у меня большое желание срочно забрать вас оттуда!».
Я отвечаю, что не надо робингудства, все будет ОК! Зачем так рисковать, все будет нормально! В моей прозрачной кружке налит чай, я замерзла от пива. Олег видит кружку и спрашивает притворно строго: «Эй, это что, опять пиво?». «Не-не, — отвечаю, — чай, все-все!».
Читаем ему местную сепар-прессу — разгул бреда на два газетных разворота. «Знаешь, — спрашиваю, — что у вас в этом «Зазеркалье» есть альтер-эго? Вот вы — Киевская Русь, а здесь просто Русь водится!». Читаю ему вслух наиболее «жесткие» моменты вроде «осажденные города стонут под гнетом укро-карателей». Олег смеется, даже можно сказать, ржет чуть ли не до кашля, а я продолжаю, мол, вот видишь, под уважающими себя карателями стонут целые города, я б тоже не прочь. И смеемся взахлеб уже в три голоса, потому что чем дальше это читаешь, тем смешнее. Хотя, если задуматься, страшно от того, что очень многие люди здесь этому верят.
Примерно за день до моего выезда оттуда общаемся в Скайпе и Олег рассказывает, как на их блок-пост по ошибке на машине завернул сепар, да еще и какая-то крутая «шишка». Хотел было удрать, да «Шаман» оказался проворней: прыгнул за руль бронированного «Форда» и таранил автомобиль «гостя». F150 с броней весит около трех тонн, но ему и «нос» помяло, крыло и еще что-то, поэтому нужно было ехать в Харьков на ремонт.
Я собрала у себя в магазине пакет — термобелье, носки, трусы (хотя это не совсем точное определение такой необходимой части мужского гардероба — обтягивающие длинные полукальсоны, такой полузимний вариант – прямо трусы с рукавами, труселя), хотела встретиться и отдать. Олег написал: «Не обещаю, но постараюсь».
Возвращаюсь домой. На следующий день бегаю, собираю обратную передачу, и вдруг звонок от Олега:
— Привет! Я приехал, а меня домой не пускают…
— В смысле?..
— Ну, Лена («без пяти минут жена», как он ее называл) на сори (соревнования — прим. автора) уехала, будет вечером, ключа у меня нет…
— Тогда давай ко мне, покормлю тебя.
— А я почти рядом.
— Ну, посиди немного, покури. Через десять минут буду.
Я быстренько бегу домой. У подъезда на детской лавочке вижу фигуру в «Атаксе» — сидит, курит… Подхожу ближе и ахаю:
— Эй, что с тобой?
— Я — зомбит. Это помесь зомби и хоббита.
На меня смотрели усталые глаза — взгляд, как будто слегка пьяный. Потом я пойму, что это от хронического недосыпа и контузии. Лицо осунувшееся, заросшее, форма — в пятнышках не пойми чего, в том числе, кажется, крови, надета на голое тело. Из-под закатанных рукавов видны синячищи на венах у локтей. Я смотрю на него — молча, но явно очень и очень вопросительно.
— Меня за неделю пять раз убивали — две контузии, три попадания в броник… Но у кошки 99 жизней… Поцелуешь меня?
— Ну хорошо, в щечку (такой у нас прикол был: давно еще, когда на соревнованиях встречались, и Олег говорил: «Ну, поцелуй меня» — и я ему: «В щечку»). — Пойдем, не знаю, что там есть из еды, но что-то обязательно есть. Может, в душ хочешь?
— Нет. Если я в душ пойду, то я потом еще чего захочу, — ответил он полушутливым тоном.
Я оглянулась на него, смерила взглядом мамочки, которая увидела вымазавшегося на прогулке ребенка, и тоже в шутку ответила:
— Ой, да ты еще смоги… Просто захотеть мало.
Дома были супчик и тушеные в мультиварке куриные потрошки. И моя мама на кухне. У порога Олег замялся.
— Проходи давай, скорей.
— У меня с носками порядок… ноги здоровые, запаха не будет, — сказал он, расшнуровывая светлые американские армейские ботинки.
— Да хоть бы и не порядок, ты ж не с курорта, не комплексуй! Руки помыть можно здесь, проходи на кухню.
Кухня в квартире, где мы сейчас живем, очень маленькая. Но она — как машинка «Запорожец», резиновая. Олег прошел, разглядывая жовто-блакитні прапорці на стенах:
— Здорово, у вас флаги везде…
— Садись вон в тот уголок — там самый удобный угол на кухне. Сколько тебе супа?
— Мне немножко.
— Почему? ты же голодный!
— Ну… желудок у котенка меньше наперстка…
— В смысле?
— Мы же в бегах все время. У нас на трех взрослых мужиков — банка сардин в день и сникерсы. Сникерсы я уже ненавижу…
— У вас что, не кормят?
— Кормят, столовая есть. Но мы туда не попадаем, все время рейды… Я за месяц был в столовой три раза — трехразовое питание…
— Ешь, потом расскажешь.
Олег немножко похлебал суп, потом попросил разрешения выесть оттуда только фрикадельки — не смог больше. Мама вручила ему острый перчик, он любил острое. С перчиком дело лучше пошло. Потом он увидел ливерку, которую я собакам купила, иногда даю им кусочек вкусной вреднятинки.
— А можно мне этой колбаски?
— Ой, она не очень вкусная, может, потрошков лучше?
— Нет, дай колбаски…
Вот тут я прозвала его про себя котенком. Нарезала колбаску, хлеб с отрубями.
— Давай я тебе все-таки потрошков дам, колбаса — дело такое, — и поставила перед ним тарелку. Он задумчиво жевал перец. Я потом поняла, почему задумался.
Олег рассказывал, как сидел в санчасти и как после капельниц к нему возвращалась чувствительность, утраченная в результате контузии. Сначала он не ощущал температуры предметов, приглушенно «слышал» запахи… А потом — на потеху медикам — щупал и нюхал кружку кофе, удивляясь возвращающимся ощущениям, водил ладонью по поверхности стола. Вкусовые рецепторы тоже были приглушены.
Я даже испугалась: как бы чего не вышло, если после строгой вынужденной диеты съесть горькую перчину, даже если не чувствуешь вкуса. Поэтому принесла Олегу таблетку, которую он без сопротивления выпил. Потом ми пили кофе, разговаривали… А потом позвонила Лена, сообщила, что скоро будет дома. Еще немного посидели, он рассказал историю, произошедшую через неделю после того, как он отбыл в Дебальцево. Я тогда здорово поволновалась, читая в новостях, что батальон «Киевская Русь» окружен и покидает позиции. Решила позвонить — правда ли, потому что свежа была память об Иловайске, и было страшней, потому что теперь в таком положении мог находиться человек, которого я хорошо знала. «Шаман» очень спокойным голосом ответил, что все нормально, не волнуйтесь, все под контролем. Конечно, волнение никуда не исчезло, но все же. «Индейская» хитрость заключалась в том, чтобы раструбить о трудностях наших военных и просто подпустить поближе россиян, а там уж разобраться с ними. Последние не заставили себя долго ждать — чуть ли не парадным строем пошли занимать якобы оставленные позиции. А тут, как рояль в кустах, сработала украинская артиллерия — оставалось только собрать документы… 400 питерских вояк в Питер больше не вернутся. Их же нет, как утверждает их президент. «Ну, нет — так нет!» — сказали артиллеристы…
Беседовать, попивая кофе было интересно, но домой тоже хотелось, и Олег засобирался туда. Машина стояла напротив окон — так, чтоб никому не мешать, чуть поодаль.
Мы подошли к машине, он открыл дверь, чтоб поставить пакет, я стояла рядом и по привычке попыталась ее придержать и меня чуть не унесло — такая тяжелая из-за брони! Он закурил, стоим, разговариваем… Олег с легким оттенком хвастовства рассказывает, что на него вообще не действуют лекарства (не знаю, почему, но мальчики всех возрастов считают, что это круто):
— Прикинь, нас же там целая очередь на капельницу стоит, а времени мало. Льют быстро — минут за двадцать то, что положено вливать час. Иногда аж «штырит», — и закатывает глаза, изображая, как, собственно, «штырит». — А вот еще: делают укол, от которого потом везде покалывать должно, а я почти не чувствую эффекта!
— Да это «никотинка», причем явно не очень хорошего производителя. — отвечаю ему. — Была у меня как-то возможность сравнить, так что не думай, что ты особенный.
Переключаемся на машину — как и водитель, машина выглядит бывалой: смятый «передок», следы пуль… Плюс на машине был нарисован украинский/национальный флаг, а в качестве номерных знаков — «ПТН-ХЛО». В общем, роскошный боевой конь… Я смотрю на Олега и Тритошу (такое имя носит «конь»), и у меня возникает такая вполне четкая ассоциация с рыцарем, уставшим и потрепанным в битвах, и конем-тяжеловозом в лошадином доспехе. И я начинаю осознавать, что ничего в принципе не поменялось: все так же народ собирает рыцарей на войну, отдавая, что может, и они идут защищать то же и от тех же, что и 300, и 500 лет назад. Да, у нас другая одежда, технические средства и гаджеты, но суть… Как-то даже грустно от этого…
И вдруг проходивший мимо упитанный мужичок с барсеточкой окликнул Олега:
— Эй, браток, ты б машину убрал свою!
— Я уже еду. Если мешает, то я отъеду сейчас.
Я подумала, может быть, что-то подвозить будут и потому «Тритоша» мешает.
— Нет, не поэтому! — Тон мужичка из наглого стал злым. — Ты посмотри, стоит тут… «ПТН-ХЛО»… Да еще тут полчаса простоишь, взорвут твою машину!
И попер на нас матом. Мы очень много узнали о себе вместе и о каждом по отдельности. Тут я почувствовала, как у меня падает планка. За все, что со мной случилось, что происходит теперь у меня дома, и это чучело в ответе тоже.
— Эй, а ну-ка иди сюда и в лицо мне скажи это! — Я вышла вперед и примеривалась к мужику, куда б ему удобней врезать. За момент до броска на мои плечи сзади легли руки Олега:
— Эй, эй, Ань, не надо… — Он обалдел от этой картины, девочки за него явно никогда не дрались. А во мне все кипело — этот упитанный мужичок отращивает пузцо и по факту копит денежку за спиной у Олега, который переносит неизвестно что, и его же еще и поливают матом…
— Так, а кто здесь патриотов обижает? — К нам приближался незнакомый парень. Вместе с Олегом они развернули мужичка и «прописали» ему «пендель» под мягкое место. Мужичок, оглядываясь, но уже молча, пошел своей дорогой, парни пожали друг другу руки.
— Знаешь, почему маленькие собачки такие злые? — спросила я у Олега, уже улыбаясь, хоть меня еще трясло. — Они концентрированные!
